Это было давно и неправда,
Жил на свете один человек.
Он студентам рассказывал правду
Про запретный Серебряный век.

Он на кафедре был не профессор,
Но девицы сходили с ума.
Прибавляла к нему интереса
Эмигрантская тема сама.

Ходасевич, в чердачной трущобе
Свой последний встречающий час….
Романтично… трагично… еще бы!
(И пока не касается нас.)

Или Бунин с одним чемоданом,
Или мало ли кто там потом…
Адамович… Георгий Иванов…
Тишина под парижским мостом.

Говори же, Смирнов, говори же!
(Все его называли В. П.) –
Мы, конечно, умрем не в Париже,
Это все не о нашей судьбе.

Нам под ваши высокие бредни
О России трагических дней
Сладко спится за партой последней –
В самом сердце державы своей.

… Мы умрем и в Париже, и в Ницце,
В Тель-Авиве, в Бэер-Шеве, везде…
Это прочное слово «граница»
Растворится, как рябь на воде,
Это сладкое слово «держава»
Разлетится салютом во прах,
Это слово летучее – «Слава»
Приземлится синицей в руках.

…Сладко спится под говор Смирнова,
Под его вдохновенную речь!
(Но высокое русское слово
Никого не сумеет сберечь.
Но высокая русская проза
И поэзии белая кость
Превратится в высокую позу
Или в самую низкую злость…)

…Говори же, В.П., говори же,
Говори нам о самом святом.
Я тебя через годы услышу
В тель-авивской каморке под крышей…

И неважно, что будет потом.

Эвелина Ракитская 2005