Леонид Жуков

Среда, 16 мая 2007 г.
ДНЕВНИК. МЕМУАРЫ. О КЛУБЕ "ПОЭЗИЯ"

Почему-то стали вспоминаться имена людей, с которыми я сталкивался, когда выправлял бумаги, легализующие Клуб "Поэзия". Винников - гений буквы типовых уставов любительских объединений. Базарова - директор ЕГНМЦ, единого городского научно-методического центра (если не ошибаюсь), возникшего, как прыщ, в первые годы горбачевской перестройки на здоровом теле советского еще минкультовского управления культуры г. Москвы. Галя Комарова, то ли старший методолог, то ли зам. Базаровой, заведовавшая всеми группами рок-музыки и, в том числе, нами - литераторами, ведь в роке важна не только музыка, но и тексты. И там же, в подчинении у Комаровой, трудился Олег Хобо, художник Олег Бурьян, а Хобо была его хиповской кличкой. А тут он постригся, побрился и занялся государственной поддержкой андеграунда. Собственно через него я и попал в эту организацию. Передо мной в это время как раз стояла дилемма: или идти в истопники к Гене Кацову, Друку и прочей компании, собравшейся на одной из московских ТЭЦ, или создать любительский клуб и там получать зарплату - совершенно фантастическая возможность. Которая вдруг стала реализовываться.

Фирменное название "Поэзия" предложил дать клубу Володя Друк, а потом всячески открещивался от своего авторства. Я же предлагал назвать просто Клуб любителей поэзии или что-то в этом роде. И то, и другое, конечно, никуда не годится. Хотя, конечно, название Друка звучало более профессионально, чем мое. И это было правильно. Ибо какие, на хрен, там были любители! - Разве что я? Но уж никак не Пригов, или, скажем, Кибиров, или Кабаков и проч. Все бывалые "антисоветчики". "Любители" разве лишь в статусе официально признанных "членов клуба".

"Только не мухоморы," - помнится, говорил я Дмитрию Александровичу Пригову накануне фестиваля Клуба в ДК "Дукат". - "Какие мухоморы! - отвечал мне Дмитрий Александрович любезно: "Никаких мухоморов!". А когда все же в день фестиваля все стены холла ДК оказались увешанными картинами группы "Мухоморы", мне ничего не оставалось делать, кроме как порадоваться этому обстоятельству. Еще один нож в спину революции. А потом было (не очень) стыдно перед Кириллом Ковальджи, который в результате маленького партийнокпэсстрясения после этого дукатовского мероприятия запросто мог лишиться своего партбилета. Но кажется, обошлось лишь выговором или вовсе пронесло? Я чувствовал свою ответственность перед ним, поскольку он согласился быть партийным куратором Клуба и которого я, как это говорят теперь, "на голубом глазу" убеждал, что все нормально и скандалов быть не должно, впрочем, и сам в это веря, или, может, и себя самого убеждая тоже.
"Преданья старины глубокой...". В качестве эпиграфа что ли?

Понедельник, 26 сентября 2005 г.
"РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ"

Я встречался с Булатом Шалвовичем лишь один раз, в 1985 году, когда пришел к нему домой (на проспекте Мира), чтобы записать его в Попечительский совет клуба "Поэзия" (орган так впоследствии и не состоявшийся). С этим вопросом мы разделались быстро и оставшиеся полчаса он, узнав что у меня язва, рассказывал мне о различных способах ее лечения, поскольку сам страдал тем же самым заболеванием. Было очень скучно.
Окуджава, на мой взгляд, в авторской песне занимает примерно такое же место, как Тютчев в русской поэзии - он написал немного, но очень качественно.