Воспоминания

О ЧЕМ Я БУДУ ПИСАТЬ

Краткая справка (для тех, кто не знает) – что такое Гуманитарный фонд им. А.С. Пушкина?

Всесоюзный Гуманитарный фонд им. А.С. Пушкина – это общественная организация, существовавшая с 1988 г. по 1994 (примерно) год. Сыграла огромную роль в литературном процессе времен перестройки. Первоначально называлась Творческий центр. Возникла по инициативе Леонида Жукова и Михаила (Наумовича) Ромма, Руслана Элинина. Началась с Библиотеки неизданных рукописей и торговли какими-то картинами (этим занимался Жуков). Вскоре была зарегистрирована как структура, имевшая коммерческое отделение (т.н. Дирекция во главе с Жуковым) и т.н. правление (во главе с Роммом), включавшее в себя общественное правление (представителей разных творческих организаций) и штатных сотрудников издательства и газеты (в отделе Ромма зарплаты были меньше, чем в Дирекции Жукова).

Руслан Элинин и Елена Пахомова зарегистрировали свое Литературное агентство, которое работало параллельно и занималось по большей части изданием книг за счет средств авторов, существует до сих пор. По инициативе Руслана Элинина был открыт салон «Классики 21 века», тоже существующий до сих пор.

В связи с налоговыми льготами для подобных организаций, существовавшими в то время, Фонд вскоре оброс дочерними фирмами (верней, фирмочками), перечислявшими деньги за эту дочернесть, дававшую им налоговые преимущества. На деньги от этих фирм и фирмочек существовали зарплаты в дирекции и правлении, издавались книжки, выпускалась газета «Гуманитарный фонд», освещавшая новую литературу и вообще современное искусство, по большей части – андеграунд, стремительно выходивший на поверхность, организовывались фестивали, съезды Союза гуманитариев, оказывалась материальная помощь членам гуманитарного фонда. Членом гуманитарного фонда и Союза гуманитариев мог стать практически любой творческий человек… Вокруг фонда вращалось более 100 творческих организаций. По моим подсчетам, не менее 1000 человек, принимавших участие в жизни фонда и газеты. В 1992 году, после распада СССР, фонд  уже не мог быть Всесоюзным. Он распался на Гуманитарный фонд (Ромм) и «Торговый дом им. А.С. Пушкина» (Жуков). Возник конфликт из-за правопреемства. Правление и газета перестали получать деньги от Дирекции, так как фирмы от фонда стали отпадать – изменились какие-то законы, и им стало невыгодно отчислять деньги фонду. Ромм перешел на самоокупаемость. Было начато целенаправленное издание книг за счет средств авторов. Тираж газеты падал.

В это тяжелое время Вероника Боде, Дмитрий Кузьмин и Андрей Белашкин решили, что они смогут поднять тираж газеты, если сделают ее еще более «новаторской» и избавятся от Ромма.. Впрочем, это моя версия. Я вовсе никого не хочу обидеть. Они, видимо, решили сосредоточиться только на самом «крутом» постмодерне и всем таком прочем. Думаю, Ромм им казался слишком "старомодным"… Они отделились от Ромма. С Роммом остался Игорь Сид (активно помогавший) и, по-моему, Урицкий. Бонифаций-Лукомников тоже остался с Роммом, если не ошибаюсь. Урицкий также занимался архивом фонда. Он спас бесценные материалы – библиотеку рукописных журналов времен самиздата, которую Ромм приобретал все эти годы, скупая эти журналы у их издателей. И многое другое было в этом архиве.

Газета разделилась на две – старый "Гуманитарный фонд" и новая газета – «ГФ – новая литературная газета». Как и следовало ожидать, обе газеты вскоре погибли, а затем закрылась и организация.

КАК Я ПОПАЛА В ОРГАНИЗАЦИЮ АВАНГАРДИСТОВ

В 1988 году я работала в театре, одном унылом плохом театре. Мне тогда (в 88 году)было 28 лет. Ромму, о котором пойдет речь ниже,на год меньше. В общем, все мы были очень молодые. Кстати, со мной там (в театре) работал Кирилл Филиппов (который потом тоже работал кем-то в Фонде и чья теща потом печатала в Ужгороде первый номер альманаха "Индекс")...

Так вот, меня театр обязал организовать и вести ЛИТО при театре, с тем хитрым прицелом, чтобы члены этого ЛИТО распространяли их билеты.

Я организовала, при этом развесила объявления в редакциях журналов - мол, набираем членов ЛИТО.

Мне позвонил Ромм. Ромм сказал что он Миша Ромм, имеет журнал"Морская черепаха", ЛИТО в Измайлово и друга Лямпорта. Ромм пригласил меня встретиться двумя ЛИТО. Сделать совместный вечер. Мы сделали.

Приехали мы с моим ЛИТО к ним в Измайлово, в библиотеку. В моем ЛИТО были такие (ныне продвинутые куда-то) люди как Максим Шевченко или Владимир Трушковский, еще был многим известный позже Олег Столяров, который потом прославился даже на страницах газеты Гумфонд, в моем же фельетоне... Ну, неважно. В общем, мы произвели впечатление. И Ромм объявил нам, что они с Жуковым организуют Библиотеку неизданных рукописей. Шел 1988 год. В разгаре была еще советская власть, хоть и перестройка.

Через месяц Ромм предложил мне работать вместо Жукова директором клуба на Шверника. В этом клубе сам Ромм вел кружок туризма (оклад 110 рублей). Они сказали мне, что Жукову некогда, он создает Творческий центр и Библиотеку, а в клубе надо работать своему человеку, потому что там хранятся рукописи и картины.

Я проработала там примерно 2 месяца, вместо Жукова, Жуков мне отдавал свою зарплату (144 советских рубля, был оформлен он, а я просто ходила вместо него на работу). Потом меня заставили сделать опись имущества клуба. Там были спортивные снаряды, еще какое-то оборудование. Жуков мне не объяснил, что треть или половина имущества уже отсутствует, хотя и числится по документам:))). А главное - он мне не объяснил, ПОЧЕМУ они отсутствуют… Надо было брать квитанции на приобретенное имущество, ходить с кисточкой и краской и ставить на предметах инвентарные номера. Что я и сделала в точности. Однако квитанции на несуществующий инвентарь спрятать по глупости и молодости своей не успела, результаты инвентаризации попали к начальству. А когда оказалось, что половины нету, то, естественно, у Жукова были неприятности... Жуков на меня обиделся, хотя виду вроде и не подал.

ТВОРЧЕСКИЙ ЦЕНТР

Вскоре был создан Творческий центр и информационный листок "Центр" (А-4 с двух сторон).

Сидели в гостинице "Юность" на Спортивной.

Там я работала платным рецензентом, то есть, брала рукописи и отвечала авторам. Авторы присылли рукописи в библиотеку рукописей. Рецензия стоила 6 советских рублей зя авторский лист (для автора). Я получала за нее 3 рубля (половину). Но иногда, когда толстая рукопись, - то гораздо больше. Остальное получала организация, то есть Ромм и Жуков, или Элинин.
Потом переехали на улицу Дмитриевского. Там мы пробыли до 91­го примерно года. Там уже появилась Вероника Боде, Белашкин, Гончаров (хотя он появился раньше, он участвовал еще в "Центре"). Это был листок, как я уже писала, с информацией о событиях андеграунда. Этот листок был предшественником всех последующих газет - и ГФ, и "Литературной жизни Москвы" Кузьмина, это была первая свободная литературная газета, но там было не только о литературе, но и о художниках, и о музыкантах. Однако литература, как всегда, была впереди. Она была основным нашим направлением, от этого никуда не деться.

КНИГИ, КОТОРЫЕ ТОГДА ИЗДАВАЛИСЬ

Ромм мне придумал должность - сотрудник издательства. Дело в том, что я не могла бы, как Вероника Боде, бегать по тусовкам и писать потом репортажи, у меня были маленькие дети. Я стала работать над другими вещами.

Ромм регулярно мне платил зарплату… А вот круг обязанностей мой был расплывчатым. Я делала кое-что и для газеты, и для книгоиздания, и даже пыталась заниматься бизнесом, чтобы принести Рому прибыль. Но не тут-то было (см. ниже). Выпустили тогда "Индекс -1", альманах "Видимость нас" (Нарбикова, Владимир Сорокин, Зуфар Гареев, Олег Дарк, Байтов и еще многие, увы, забыла), то есть тогда непечатаемые и полузапрещенные авторы. Потом выпустили женскую прозу (там была Горланова, Лена Семашко (уже покойная ныне), Маша Ремизова, и еще кто – не помню, но много). То же самое - тогда непечатаемые еще авторы, которые потом прославились… Еще много чего делали…

БИЗНЕС С АВТОМАТОМ КАЛАШНИКОВА

Но самым ужасным было то, что Ромм заставлял меня доставать бумагу, который было мало и не хватало. Это был дефицит. Бумагу я не достала ни разу, и когда я сказала Мише, что от моей работы толку нет, он ответил так: "Ты прекрасный поэт, я тебе плачу зарплату, потому что ты поэт, а бумаги мне от тебя и не надо... Если ты будешь доставать бумагу на самом деле, то тебя убьют около этих вагонов с бумагой..." Шел 89­90 год, все еще была советская власть! Но уже торговали воздухом. Уже постреливали... Одна наглая баба, Мила Вишневская, тоже член Гумфонда, поэтесса якобы, нас с Мишей Ромом все время обманывала, она мне предлагала достать ей вагон бумаги и обещала дать в качестве премии два или три рулона, а потом, когда я ей сообщала координаты очередных вагонов, прибывающих откуда-то, она мне докладывала, что сделка не состоялась. Наконец мне это надоело, и я сама решила идти к вагонам. Вот тут-то Миша меня и не пустил и сказал: я не хочу, чтобы тебя убили, к этим вагонам надо ходить с автоматом Калашникова…а на Милу наплюй, ее Бог накажет".

Увы, Бог ее наказал, у нее убили мужа-прозаика (фамилию не помню, у него была фамилия или псевдоним как у какого-то генерала белого, а вот как - забыла… ). Прозаик этот занимался махинациями, и они с Милой обманули, конечно, не одних нас. Его убил, как я понимаю, рэкет.<1>

А я потом написала в газете фельетон - про вагоны с бумагой, которые доставал Пушкин для журнала "Современник", а достал их ему Дантес, что плохо и закончилось… Помню оттуда только одну фразу: "Пушкин упал, кейс с наличными полетел в снег…" Я была, кстати, членом правления Гуманитарного фонда. Я сказала Мише, что даром получать ничего не хочу, за несуществующую бумагу, пусть мне дадут должность нормальную, а не виртуальную. На заседании правления Гумфонда мне дали должность по работе с авторами - координатор программы "Неизвестное имя".

Один поэт из Питера очень сильно возражал. Он сказал, что не надо мне давать никакой зарплаты, а лучше издать какого-то алкоголика, поэта...Не помню уже, кого. Но все ему возразили.

****

Там еще работали в штате: Света Гандурина, Володя Киргизов (выпускники факультета журналистики, совсем молодые), тот же Филиппов бегал, Соколова Ольга.

МОЛОДОЙ КУЗЬМИН

Кузьмин тоже там постоянно был, но я не знаю, был ли он в штате. Он был совсем молодой, организовывал всякие конференции и съезды молодых поэтов, просил на это деньги в Министерстве культуры, а Миша ему подписывал, по-моему, ходатайства. И ему давали!

Именно в то время он и создал Союз молодых литераторов "Вавилон". Ему в ту пору было не более 23-25 лет. Его подопечные печатались тогда под псевдонимами, созвучными фамилиям известных поэтов, а некоторые прямо копировали фамилии. Что они хотели они этим оказать, мне не понятно. Например, была Карина Кудымова (созвучная Марине Кудимовой), был Андрей Вознесенский (прямо скопированный псевдоним)... И непонятно, как такие вещи можно было делать, но это факт...

В МАЛОМ ЛЕВШИНСКОМ ПЕРЕУЛКЕ

Потом переехали в этот переулок (недалеко от метро Кропоткинская), где сидели уже до конца. Малый Левшинский. Там уже работали Вероника, Рада Цапина, Урицкий, Белашкин. И bqe те же - Соколова, появился Новицкий, Карабчиевский, потом Семенова. Когда была Семенова, меня уже не было. Ирина Семенова вымогала у Рома деньги, за то, что она якобы в Москомимществе имеет связи и сделает так, чтобы подвал переписали на Ромма, а не на Жукова (тогда уже шел 92 год, Ромм и жуков расстались, СССР распался). Но в результате победил все же Жуков… (читай подробно ниже). Жукова, культура, конечно, уже к тому времени не интересовала. У Ромма не стало денег, Жуков его бросил, и мне пришлось уйти с работы… Я пошла работать к Цесельчуку в Союз литераторов, координатором по поэтам… Я "координировала" 500 человек, поэтов… Все они мне звонили домой.

Помню, как Ромм мне занял денег на покупку собаки. 300 рублей (или 300 тысяч?- я уже не помню). Это было примерно как 300 долларов... Он сказал: "Только очень хороший человек в голодное время может покупать собаку, да еще за такие деньги!".

Но я продолжала что-то делать в фонде, писать в газету, приносить авторов и делать разные дела (в частности, справочник "Кто есть кто?" - за одну ночь я добавила туда 90 литераторов по памяти, с биографиями вместе … А зачем? А затем, что он был неважно составлен, а я тогда уже работала в комитете литераторов Цесельчука (это организация тоже была членом Фонда), и решила справочник улучшить, так как знала наизусть много биографий поэтов и даже их года рождения и отчества…)

СЛАВНЫЙ КОНЕЦ

Помню еще заседание правления ВГФ по-моему, последнее. Там были Дима Кузьмин, Маша Арбатова, по-моему, Игорь Сид и Асмоловский (или Осмоловский?), поэт из Смоленска - Голубев (?), и еще многие. Конечно, была Вероника Боде, и Урицкий, и Белашкин – тогдашние основные сотрудники. И Ольга Соколова, вероятно. Этих людей я забыть не могу… В общем, пришел Жуков и сказал, что у Фонда денег нет и что подвал надо сдать в аренду коммерсантам (читай: бандитам). А все возразили, сказали, что он принадлежит организации, фонду и проч. Поэтам то есть, и прочей такой публике. Голосованием решили, что не отдадим подвал Жукову, верней - бандитам его знакомым. Тогда Жуков сказал - "нет, я хочу жить, а не существовать, и сидеть не на рваном кресле (а он сидел как раз на таком во время этой речи), а на хорошем! И я ухожу, но обещаю - Миши Ромма в подвале этом не будет!".

Так и вышло. А уж как - не знаю. Миша мне говорил свою версию, но не буду же я тут все это пересказывать...А тогда, после ухода Жукова с заседания этого, все долго веселились, пили, читали стихи... Да, помню, еще Маша Максимова там была... Вика Балон. Долго они еще там пили и веселились, и читали стихи - это было главное, все были молодые, очень и очень молодые… читали стихи, уже забыли, зачем собрались... Это веселье было последним, по-моему, крупным весельем в фонде.

А я написала потом как-то такие стишки (про свои поминки (посвящалось Ромму, у которого я всегда деньги занимала, тогдашние миллионы (миллион - примерно 300 долларов или 500, я уже не помню...). Они начинались так:

"Я умру. Но умру я не раньше,
чем отдам тебе твой миллион,
ты вложи его дальше и дальше,
чтобы не обесценился он...".

( у Миши была мания свои копейки вкладывать куда-нибудь на срочный вклад...) Дальше я не помню, а потом вот так:

"Ты поминки устроишь в подвале... и проч. и потом:

"Уж забудут, кого поминают,
будут лезть и читать, и читать.
Ну и пусть себе всласть почитают,
ведь не все ж безутешно рыдать...

Я хочу, чтобы меня поминали,
я хочу, чтоб любили меня,
чтобы стихи прочитали в подвале,
чтобы рыдали, меня хороня,
чтобы зеленый, как доллар, у гроба,
ты стоял и от горя дрожал.

Чтобы люди таращились в оба:
это что умерла за особа? -
между тем как у этого жлоба
миллион в дипломате лежал!

А надо сказать, что Ромм вообще-то прижимистый был, но мне зарплату не задерживал почти никогда. За что ему от меня большой поклон!

КАК ДЕЛАЛИ ГАЗЕТУ И КНИГИ

Первые номера газеты "Гуманитарный фонд" делались так: макет газеты выклеивался вручную. Клеила его Ольга Соколова, Ромм на нее кричал, а она плакала... Ольга Соколова была постарше нас на несколько лет, она была увлечена литературой и пришла работать в фонд из инженеров. Она была добрая, добросовестная, милая, но у нее не хватало чувства юмора… Она пыталась быть на уровне тех, кто, выражаясь языком того времени, все вермя стебается, но это обычно плохо кончалось… (Например, выпущенный нами сборник женской прозы (о нем ниже), который должен был называться "Страх земной", вышел по инициативе Соколовой с перечеркнутой букву С на обложке, то есть стало читаться "Трах земной".Соколова думала, что это очень остроумно, но на самом деле вышло просто неуместно, никак не соответствовало это содержанию книги... В одном из первых номеров газеты я заметила на первой странице газеты 27 грамматических ошибок и сказала об этом Ромму. Ромм мне сказал: ага, вот сама и делай корректуру. ­А деньги? - говорю я. - А денег нет, говорит Ромм...

Стоит ли говорить, что все работники фонда и газеты были поэтами или, на худой конец, - прозаиками...

Помню, что друг Ромма, прекрасный поэт Александр Егоров (уже покойный), делал рубрику "Для тех, кто не читает газет". Вплоть до переезда в Лопухинский (по-моему) переулок никаких компьютеров не было. Потом газету стал верстать на компьютере, принадлежащему фирме Дюдюкина, Сергей Пушкин. И верстал ее все время. В газете работал также Кузьмин, Бонифаций, художник Леша Миронов, а потом был другой художник, и вот только недавно я узнала, как его зовут - его зовут Володя Толстов.Он публиковался у нас в журнале "У" в этом году, и я узнала из его биографии, что он был художником нашего Фонда. Псевдоним его такой: "Эврика! Джанглл" <2>. Вот так вот…

Штатных (в разное время) и других сотрудников, которые делали газету, сотрудничали с Фондом, просто дружили с нами, приходили в подвал, - очень трудно разграничить. Вокруг Ромма вращалось примерно 500 человек, если не больше. Многие люди участвовали в работе газеты, многие, если провести сейчас опрос среди московской, российской, израильской или другой русскоговорящей интеллигенции, скажут, что газета "Гуманитарный фонд" - одно из самых хороших воспоминаний в их жизни. Куда ни кинь - везде бывшие гумфондовцы. Например, я сейчас нахожусь в Тель-Авиве. По радио тут читает новости поэт Бараш. Прекрасно помню, что он печатался в ГФ... общался с Роммом...

Как издавали книги? Например, Индекс-1 и "Видимость нас". Издавали мы его так. Машинистка отпечатала с рукописей на машинке произведения. А потом Ромм мне принес все это и велел делать корректуру. Я говорю - а как же ее делать без оригинала? Ромм говорит: как хочешь, так и делай, мы работаем, мол, в экстремальных условиях, не сегодня, мол,­завтра свобода-то закончится, поэтому и вообще ничего можем не издать. Ну, стала я делать корректуру (кстати, это же на машинке все было, то есть, каждую ошибку заклеивали буковкой, которую вырезали ножницами! - это ужасно муторно, не то, что сейчас, на компьютере.

Ну, конечно, вышел позор. У Байтова был рассказ "Голод солнца" (в сборнике "Видимость нас"). А машинистка напечатала Город. Ну и как, простите, угадать, что не город, а голод - без автора?

Авторов Ромм не звал смотреть верстку, говорит - надо торопиться, а то мало ли что... Цензура начнется, и не дадут ничего издать. Авторов было много. Саше Левину (в "Индексе­1") насажали кучу смысловых ошибок, у него же авангард, так ему машинистка поправила все уже до меня, решила, что у него не авангард, а ошибки... Но авторы, надо сказать, к нам отнеслись терпимо, не побили!

Кто не знает - это был альманах по материалам рукописных самиздатских журналов. Я думаю, что теперь это редкое издание, реликвия, которую можно продать с аукциона. В этом сборнике были очень известные (ныне, а не тогда) имена (ну скажем, Пригов, Рубинштейн, Дмитрий Волчек, Тучков и Строчков, Искренко, Еременко, Бунимович и другие, да их было очень много, просто никто сейчас не идет на ум, это все есть, наверное, у Андрея Урицкого, он же хранитель архива, за что ему большое спасибо. Эти авторы тогда печатались только в самиздате, и вот это была одна из первых (а для многих и вообще первая) официальная публикация.

А еще был сборник женской прозы. О ней я напишу чуть позже. Он того заслуживает.

ФОНД ИМ. С.А. ПУШКИНА

Помню еще, что, когда возникли какие-то трудности с перерегистрацией фонда, сказали, что вдруг могут появиться потомки Пушкина и возразить, чтобы организация так называлась. Тогда Ромм хотел его переименовать из имени А.С. Пушкина в имени С. А. Пушкина (по имени Сергея Пушкина, который верстал газету)...

КАК МИША РОММ ЧУТЬ НЕ СТАЛ МЭРОМ МОСКВЫ

Еще Ромм баллотировался в мэры Москвы. (93 год - по-моему.). Ему дали удостоверение кандидата в мэры, и он гордо ходил бесплатно в метро. Тогда еще подписей не надо было покупать. Или не надо было покупать на самом первом этапе, в общем. Можно было выдвинуть себя от своей же общественной организации и какое-то время побыть кандидатом в мэры Москвы просто так. Интервью журналу "Столица" Ромм дал, и корочку на некоторое время получил...

Еще в фонде, уже в Лопухинском переулке, работала Ирина Семенова, и Гаянэ (фамилию не знаю), а также там стали жить бездомные поэты прямо в фонде. Жил некий Карлсон, ночевал и Новицкий.

Продолжение воспоминаний о Всесоюзном гуманитарном фонде им. А.С. Пушкина

Сама "поэтесса" Вишневская впоследствии арендовала помещение в Литинституте, сидела там со своей сомнительной фирмой, а потом офис у нее сгорел (хотя по некоторым предположениям, пожар она устроила сама…) - после чего она и исчезла в неизвестном направлении, не заплатив, конечно, ничего за аренду…Больше о ней никто не слышал.

СТРАШНАЯ ТАЙНА МИХАИЛА НАУМОВИЧА РОММА

Ромм был человеком умным, честным, но наивным и мечтательным. Хотя, возможно, нам это только казалось. Многие считали, что Ромм - человек с двойным дном, себе на уме… Однако это было не так. Всё двойное дно Ромма заключалось только в крайней его осторожности, доходившей до абсурда. А возможно, это была просто мудрость? В то время как другие с остервенением продавали по телефону виртуальные вагоны с бумагой и состоящие из воздуха немыслимые по стоимости партии видеокассет и компьютеров, теряя время впустую, потому что настоящий бизнес делался не так и не там, Ромм сидел тихо и занимался поэтами, газетой, рассылкой газет и книг по подписчикам и прочей, казалось бы, ерундой….Именно эта ерунда его и ввела навсегда в историю литературы. Из песни слова не выкинешь, а из истории литературы не выкинешь Ромма. Уже в то время он был почти легендарной личностью. Своей славы он достиг простыми делами - он никогда никому не побил морду, не бегал голым по Парижу, как Дудинский или Толстый, не раздевался на сцене, как Бонифаций или Нина Искренко, не стрелял в лампочки из пистолета, как Белашкин, не напивался, не валялся, не курил

и не употреблял наркотиков, почти не пил и даже, увы, мало ел… И со стихами никогда не выступал, и в газете собственной их напечатал одни раз или два раза, и то очень скромно… Его первая книга вышла только год назад (2004) у нас в издательстве Э.РА (на что Экслибрис-НГ тут же отозвалась статьей: "Михаил Ромм жив! - последнего романтика вытащили из андеграунда".)

Как-то Ромм спросил: "Как ты думаешь а зачем я вообще все это делаю? - газету, фонд, книжки, правление, Союз гуманитариев, экспертный совет??" - "Ну и зачем? - спросила я, думая, что сейчас мне откроют страшную тайну.

"Хочу руководить всем литературным процессом! - ответил Ромм, хитро сверкнув глазами… Я ожидала какого угодно ответа, но только не такого.

ЦЕНЗУРА

Когда мы издавали свои первые книжки (89-90 гг), была еще не отменена цензура.

Нужно было ходить к цензору и там ставить печать - что-то типа "разрешено".

Но в то время такую печать почти на все, никто уже ничего не читал.

Однако цензор мог не поставить печать из вредности или же надеяться на какую-нибудь взятку.

Оказалось, что у меня в цензуре есть знакомая - Лёля (Ольга) Панкова (впоследствии она работала в газете "Сегодня").

Она сидела в здании издательства "Искусство". Я помню, как несколько раз приносила ей наши сборники и мелкие гостинцы ­то конфеты, то индийского чая и печенья "Юбилейного" (это был дефицит), а она нам ставила печати цензуры. Правда, она ставила их не сразу, она просила оставить ей рукопись ­почитать. Просто ей было интересно почитать новую прозу или поэзию.

РОММ - ГЕРОЙ ФОЛЬКЛОРА

Про Ромма всегда рассказывали смешные истории и анекдоты. Это не были анекдоты в прямом смысле - каждая история была взята из жизни. Анекдоты обрастали разными версиями. Это уже становилось фольклором. Например, Ромм в одном из интервью сказал, что он по убеждениям - коммунист, то есть мечтает об обществе без бедных и богатых. А моя фамилия по мужу ­Богатых. Да в то время я была то под одной фамилией, то под другой, даже печатала под фамилией Богатых стихи. Вот я придумала такой анекдот: "Ромм был коммунистом. Он всегда мечтал об обществе без бедных и богатых. Особенно - без Богатых".

Через некоторое время анекдот приобрел уже дополненный вид: Ромм всегда был коммунистом. Он мечтал об обществе без Белых и Богатых. (а Белых - это Аня Белых, поэтесса, тогдашняя жена Юры Еременко, младшего брата Саши Еременко, она тоже работала в фонде. Работал там также и сам Юра. Что он делал, я сейчас не помню, мне кажется, он был не очень хорошим сотрудником, но все очень уважали его старшего брата - поэта Сашу Еременко, который уже в то время был, как теперь говорят, "культовым"…

КАК МЫ ХОТЕЛИ СТАТЬ БОГАТЫМИ

У нас был знакомый поэт, Алексей Пинус (Сосна). До сих пор не могу понять где тут псевдоним а где настоящая фамилия. Возможно, что Пинус - настоящая, но она показалась поэту неблагозвучной, и он решил стать Сосной (пинус - по-латыни ­сосна, так он объяснял это). Пинус работал в издательстве "Постскриптум" (или был его совладельцем, я точно не знаю). Это издательство, находившееся под крышей Гуманитарного фонда, тогда выпустило книгу "Красный террор в России". Она принесла, мне кажется, значительную прибыль. То есть, Пинус был далеко не дурак. В отличие от нас, он имел машину, появлялся в костюме и галстуке, сидел в офисе, а не в подвале. И вот он предложил мне достать кредит для нашего издательства - то есть, устроить так, что банк нам даст крупную сумму, а мы будем издавать на нее коммерческие книги. В то время все брали кредиты, и почти никто их не отдавал. Но, правда, иногда за это и убивали.

В то время книгоиздание было на взлете, что ни издай - все продавалось (трудно поверить, но это было именно так), ведь хороших книг почти не было, все было раньше запрещено и издавалось впервые (друзья, я пишу эти воспоминания не только для соратников по фонду, но и для тех, кто нас младше, пусть люди почитают и узнают, как мы жили, поэтому я объясняю очевидные вещи, но молодое поколение их уже не знает).

Ну так вот. Я сделала коммерческий расчет ( бизнес-план, по­умному): сколько нам надо денег, чтобы издать 4 коммерческие хорошие книжки тиражами по 500 тысяч экз-ров ( одна из них "Черная Магия" Папюса (это тогда еще издано не было), остальные - не помню, но материалы у нас имелись), я посчитала, что при тогдашнем размахе спроса на книги мы их продадим за год-два, отдадим деньги, получим прибыль и сможем работать дальше. Разумеется, в расчет входило и издание из прибыли книг поэтов и прозаиков, а не просто личное обогащение…

К моему удивлению, Ромм от моего плана отказался.

Он сказал: а вдруг мы не отдадим кредит, и нас убьют или посадят, или подставят?

Я говорю: если ты боишься, то запиши директором издательства меня, я не боюсь, возьмем кредит, кто меня посадит, у меня трое детей.

Тогда Ромм вдруг вскричал: "Ага, ты хочешь стать вместо меня директором? Вот для чего ты все это придумала! Не выйдет! Директором буду я."… Я даже не ожидала такого и очень обиделась. - "Твое призвание, - говорю, - торговать гнилыми кожами в еврейском местечке, больше ты ни на что не способен". Ромм гордо сказал: да, я именно этим и занимаюсь, но лучше заниматься гнилыми кожами, лучше торговать гнилыми кожами, чем оказаться в могиле… Может быть, он был и прав. Ведь в могиле в результате всяких кредитов оказались весьма многие…

ПРО НЕПРИЛИЧНОЕ И ПРИЛИЧНОЕ

В газете публиковали много разных фотографий с каких-то тусовок, называемых перформансами. Иногда они были не совсем приличными. То кто-то почти без штанов, то съемки так называемого body-art (когда раскрашивают себя в разные цвета и прыгают голыми, как папуасы), то коллаж малоприличный, то стихи с матом…

Я просила Мишу чтобы он мои статейки или подборки авторов, которые я делала, не публиковал на той странице, где есть такие картинки. Он вроде бы соглашался. И вот один раз, как назло, когда я собрала анекдоты про Ромма и Гумфонд, их опубликовали рядом с такой картинкой - сидит Ромм за рабочим столом, а над ним нависает голый женский торс, без головы и ног. Этот коллаж сделал Леша Миронов, художник газеты.

Так как под анекдотами было написано, что собрала их я, то я и стала рыдать. Миронов меня успокоил: "Не плачь, тебя же

все знают, никто и не подумает, что это твоя фотография….". Добрый Леша Миронов даже не понял, какую двусмысленность он сказал, и мне стало еще обиднее…

СТРАХ ЗЕМНОЙ

Когда в 90 году мы издавали книжку "Страх земной" (сборник женской прозы, что автоматические ассоциировалось с модным феминизмом), то почему-то некому было нарисовать картинку на обложку. Каждая наша книга была тогда событием, как я уже писала, - все было впервые, до этого была советская власть, rn есть - ничего не было, никакой свободной литературы.….

К этой книге за неимением другой возможности, картинку решила нарисовать я сама. Тогда, (пишу для молодого поколения: никаких компьютеров не было, картинки делались тушью на бумаге. Сделать, как сейчас, обложку в фотошопе, было нельзя. Не было никаких фотошопов и никаких компьютеров). Ну вот, я взяла какие-то журналы, перевела оттуда под копирку статую Свободы, и женщину, лежащую в ванне (по виду должно было подразумеваться, что женщина мертвая, возможно - с перерезанным горлом. Что-то такое, то есть, ванна была нарисована, так, что не поймешь - то ли ванна это, то ли гроб, оттуда торчала одна голова женщины. Картинка вышла может быть и дурацкая, но все же лучше, чем то, что с ней сделали потом. Я все это нарисовала тушью, очень старалась, и нужно было только подправить мое художество профессиональной рукой (кто не знает - Ромм по образованию - учитель рисования). Статуя Свободы символизировала феминизм… женщина - тяжелую жизнь, и прочее… Если моя картинка была и плохая, то она вполне соответствовала названию книги :))) Но Ромм ее подправлять не стал. Скорее всего, из-за неумения рисовать людей, Ромм с Соколовой заложили всю мою женщину кирпичной стенкой, сверху из-за стенки торчала только голова Свободы, на кирпичи посадили маленького чертика, который кривой лапой убирает букву С в слове "страх". Название книги из "Страх земной" превратилось в "Трах земной". Ну, я опять рыдала, увидев все это. Особенно меня огорчило, что я там значусь (в выходных данных кем-то…) В то время все хотели выглядеть "современно", а современность понимали как что-то неприличное… Однако книга была хорошая. Жалко, что ее так испортили, потому что там были прекрасные писательницы, впоследствии всем известные, а тогда - почти нигде не печатавшиеся. (там была Маша Арбатова, Нина Горланова, Людмила Улицкая, Маша Ремизова, Лена Семашко (ныне покойная), Светлана Василенко, по-моему., вот кого я вспомнила, к сожалению, книжки у меня перед глазами нет, авторов было много. Если я кого-то не назвала или назвала лишних, товарищи по перу меня поправят. И содержание книги было серьезное. Если бы не глуповатая обложка, книга имела бы еще больший успех. Но она его и так имела, по­-моему.

В тот же примерно год или чуть позже Света Василенко составила сборник "Новые амазонки" (Московский рабочий, 1992), это тоже было одной из первых ласточек литературного феминизма. Но Свете обложку никто не испортил, к счастью. Андрей Урицкий вспомнил и правильно меня поправил в комментариях, что книга называется "Абстинентки". Все верно! Я забыла еще и про этих ужасных абстиненток... Но сперва книга называлась "Страх земной", так и осталось на обложке, а абстинентки - это меня вообще ввело в шок. Это придумала Соколова.

ГРИША ГУСАРОВ

А еще был такой Гриша Гусаров.

Этот Гриша что-то все время организовывал. Например, фестиваль параллельного кино. Я по молодости своей и глупости думала, что параллельное кино - это такое кино, которое показывают на двух экранах параллельно - скажем, слева и справа... Как ни странно, когда я пришла на этот фестиваль (он был в Доме медиков) посмотреть кино, то и на самом деле кино шло на двух экранах - впереди и где-то сбоку... Причем там шли разные фильмы! Вот почему так было ­не могу понять до сих пор. Может быть, организаторы фестиваля так же, как и я, понимали это определение ­"параллельное кино"?..

Этот Гриша потом как-то раз меня так довел своими рассуждениями о литературе, в которой ничего не понимал, как и многие - не знаю даже как их назвать - "представители современного искусства".... - что я швырнула в него бутылкой с чернилами. Чуть не попала! Представьте, тогда еще кое-кто писал чернилами, у Ромма на столе были настоящие чернила. Чернила разбились и обрызгали весь пол. Ромм стал охать и ахать: у нас нет уборщицы! Кто будет убирать?... Кто убирал, я не помню...По-моему, сам Гусаров и убирал. Он был счастлив, что его воззрения не оставили хоть кого-то равнодушным...

Я кинула чернильницей потому, что она первая попалась мне под руку.

А потом только сообразила, что все литературные персонажи всегда кидают чернильницами в нечистую силу...Гусаров точно был нечистой силой, это в нем явно чувствовалось…

ЭТИ (Экспроприаторы территории искусства), клуб "Поэзия" и другое

Анатолий Осмоловский (впрочем, может быть, он пишется через А, но я буду писать через О) создал группу Экспроприаторы Территории Искусства (ЭТИ).

По сути, название мне очень нравилось. Как, собственно, нравилось мне название и их главных врагов – клуба «Поэзия». К сожалению, этим симпатии мои и к тем, и к другим и ограничились.

Члены клуба «Поэзия», возникшего в 86 году в противовес затхлым советским стихам, взяли себе хорошее название, но почему-то при этом всегда стихи называли ТЕКСТАМИ.

Это меня страшно раздражало и до сих пор раздражает. То ли это уничижительное отношение к себе, то ли отрицание т.н. "поэтической тайны" ... то ли протест какой-то, только против чего: против себя же, что ли? То ли комплекс... Хотя при этом, разумеется, среди них были и очень хорошие поэты. Но, думаю, это было вопреки, а не в русле их общей концепции. Если она у них вообще была… Например, вопреки всему мне нравился Павел Митюшев - из совсем крайних авангардистов. Помню, у него было стихотворение "Я из лесу вышел" - и он читал его так смешно, крича все громче и громче, что просто все за животы держались. И я в том числе. А вот, например, Строчков и Тучков (при всем моем к ним уважении) почему-то не вызывали у меня никаких чувств. Почему же их не любили ЭТИ, еще более радикальные? Дело в том, что уже тогда в среде андеграунда, выходившего на поверхность, возникла борьба за место под солнцем. Все это место (по крайней мере в пределах, обозримых вокруг Гуманитарного фонда им. Пушкина) заняли пресловутые члены клуба «Поэзия» во главе с Иртеньевым, тогда еще живой Искренко, Бунимовичем (ныне – член Московской городской Думы…) и Приговым. Членов клуба «Поэзия» было много, туда же входили и Жданов с Парщиковым, но они были не наглые. Не наглым был и Еременко. Как по-настоящему талантливый человек, он всегда был ленив и никуда не лез (характерно, что Еременко, насколько мне помнится, никогда не называл стихи текстами!)

Всем этим ребятам было под сорок и за сорок лет. Для нас они были уже «взрослыми». (Кстати, есть мнение, что литературное поколение сменяется через каждые 4-5 лет) Мне было непонятно, почему они так недолюбливают молодых поэтов ­причем недолюбливают их в принципе, как данность. Как будто эти молодые у них украли кусочек хлеба. (В то время было уже ясно, что советская власть кончена, и никаких денег от стихов больше никто иметь никогда не будет. А значит, борьба эта бессмысленна в своем корне…)

Что касается меня лично, то я молодых поэтов всегда приветствовала, правда – иной раз мне было приятно заявить: «Эх, молодой человек, вы еще очень молоды! Что вы понимаете в искусстве! Вам всего 25 лет, а мне уже скоро 30!" Помню, я заявила так Денису Новикову, на что он, бедный, обиделся… Денис Новиков умер в декабре 2004 года в Израиле, так мне сказали недавно.

ОСМОЛОВСКИЙ И КУЗЬМИН

Осмоловский и его друзья, как известно, ничем особенно позитивным свое название не подтвердили. Оно так и осталось названием. А впрочем, что же позитивного могут делать «экспроприаторы»? Была, однако, знаменитая и очаровательная акция, когда они набрали где-то 150 человек и переползли Садовое кольцо на четвереньках в часы пик. А до этого была другая акция – когда они выложили неприличное слово «х..й» своими телами (14 человек) на Красной площади.

Вот за эту акцию из и привлекли в уголовной ответственности по статье 206.

Дело тянулось долго, наконец Осмоловский стал собирать ходатайства от разных творческих организаций и людей: о том, что акция была не простым хулиганством, а искусством (а ведь так и было, в принципе). И вот пришел он на правление Гуманитарного фонда. Помню, все члены правления проголосовали, чтобы ему ходатайство дать, правда – Осмоловского все резко осудили, поругали, понадували щеки, но поучаствовать в спасении от тюрьмы не отказались. Осмаловскоиу было года 22. В правлении был и Кузьмин. И ему было примерно только же. И вот, представьте, Кузьмин встает и вдруг говорит напыщенную речь о том, что никаких ходатайств Осмоловскому давать не надо, таким, мол, как Осмоловский, как раз место в тюрьме, пусть искусство, мол, не позорят... Я, честно говоря, была потрясена… Не ожидала такого от Кузьмина.

"ЭТИ" СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ

Ну а уже спустя несколько лет, в 96 или 97 году, была я на вечере в салоне Пахомовой (Классики 21 века называется, кто не знает). Там была встреча с Осмоловским, Пименовым, тот же Гусаров, по-моему, был, (о нем рассказ выше), и еще там был некто Тер-Оганян. В общем, шайка эта ужасно противная, конечно, никаких достижений в искусстве, даже в «современном» они не сделали. Показывали любительский фильм, где голубые трахаются между собой и кричат что-то матом, но никакого смысла в этом фильме и никакой эстетики я не нашла, просто было противно (меня всегда спасает в таких ситуациях, что у меня очень плохое зрение и не видно экрана, если не надевать очки. Я очки надела, а потом тут же и сняла. А потом и вообще ушла в буфет).

Однако, понятно, конечно: это бессильный протест. Только вот против чего? И "кому"? У К.Чуковского в книжке «От двух до пяти» одна маленькая девочка или мальчик говорит: «Я не тебе плАчу, а тете Любе!».

Так и здесь: КОМУ они плачут? КОМУ протестуют? Непонятно. Еще там Тер-Оганян показывал представление – своей какой-то студии современного искусства. Современность, помимо других номеров, заключалась в том что участники шоу должны были со сцены показать задницу залу. Их там было человек 6-7. Все они по очереди вышли и задницу показали. И даже одна молодая девушка, почти девочка… Тоже показала, правда всего на секунду.

Зрители почему-то ее поздравляли с успешным выступлением. Я это видела потом в коридоре, думала – вот, такие же чокнутые… И грустно было, и противно. И тоже хотелось и плакать, и протестовать неизвестно КОМУ…<3>

  Примечания:

1) прозаика, которого убили, мужа Милы Вишневской, звали Руслан Корнилов (или Руслан Марсович – у него были разные псевдонимы). - прим. автора <назад>

2) Среди замечаний в "ЖЖ" к этим воспоминаниям есть такое: "1.Убитого мужа неизвестной мне Милы Вишневецкой звали Руслан Марсович (а не Корнилов). Настоящаяя фамилия его была, по-моему, Надреев.
2.Рассказ Байтова "Голод солнца" (действительно, с опечаткой в названии) был не в "Индексе", а в сборнике "Видимость нас".
3.Художник Эврика! Джанглл (так правильно) (Володя Толстов) в ГФ никогда не работал. Всю дорогу работал Леша Миронов -- пока деньги платили. Джанглл в ГФ тусовался и несколько раз публиковал малюсенькие заметки.
4.Сборник женской прозы, изданный в ГФ, назывался "Абстинентки". Надпись на обложке "(С)трах земной" была сделана, как я понимаю, исключительно ради эпатажу и к названию книги отношения не имела. Редактором книги указан М.Ромм, а никак не Ракитская. Среди авторов нет ни Улицкой (слава аллаху!), ни Арбатовой, ни Василенко... Горланова и Ремизова -- есть.

Далее. Эвелина пишет, что я назвал ее человеком в ГФ случайным. -- Не было этого. Вот что я писал: "Порой мне кажется, что “Гуманитарный фонд” создавал вокруг себя аномальную зону, засасывавшую людей: зазевается мимоходящий журналист или литератор, и его затягивает в утробу монстра, и выхода нет, а он пытается уйти, возвращается, уходит и возвращается вновь. Так, по-моему, застряла в “Гуманитарном фонде” Эвелина Ракитская. Уже уволившись, уже зарабатывая на жизнь книжной торговлей, она постоянно приходила в фонд — и по делу, и просто так, в гости, а когда всё кончилось, лопнуло, исчезло, и промелькнуло года полтора, Эвелина говорила, что вот как плохо, нет фонда и пойти некуда. В газете печатались ее стихи и язвительно-саркастические заметки, она в течение длительного времени вела (по очереди с другими) рубрику “Неизвестное имя”, представляя читателям и щедро нахваливая своих друзей и подруг, но самое главное — Ракитская придавала внутрифондовской атмосфере своеобразный специфический оттенок, от Эвелины исходило ощущение эмоционального напряжения и всегдашней готовности к взрыву — и это явственно чувствуется в некоторых номерах “ГФ”".
И наконец -- обстоятельства кончины фонда описаны Эвелиной сумбурно и как-то скомкано... Ну не был Жуков "победителем" в борьбе за подвал! Там вообще всё было не так, но это пусть Ромм пишет, а я свою версию изложу (может быть) после него.

А.Урицкий" <назад>

3) Чтобы было не так скучно ждать продолжения помещаю сдесь еще одно воспоминание появившиеся там же в "ЖЖ"

Уважаемые коллеги!

Судя по теме - мы все-таки коллеги, так как я работал в Гумфонде незадолго до Андрея Урицкого, но с ним никогда не виделся. Увы! Зато видел там много других приятных людей, принес правлению Гумфонда немного полезных в жизни денег и сохранил множество курьезных воспоминаний. Странно, но при перечислении авторов статей в газете "Гумфонд" я не упомянут - а ведь одна из заметок (она называлась "Подарок от Ким Ир Сена") была подписана моей фамилией, хотя писал ее мой друг Марьян Беленький. Еще к своему прославлению могу упомянуть, что именно я привел издательство "Лига" в "Гумфонд" - я работал в "Гуфо" распространителем и одновременно в "Лиге" литсотрудником.
В Библиотеке конгресса США хранятся принесенные и проданные мной в ее московское бюро экземпляры каждого номера газеты "Гумфонд" с первого по тридцатый или даже сороковой (кажется, за исключением, 22-го или, возможно, 24-го номера, который оказался в дефиците в том подвале, где размещалась организация). Если бы не природная лень к созданию текстов, за которые не платят, я бы вспомнил, например, как мы с Вероникой Боде и Мишей Роммом ехали на трамвае в гости ко мне в общежитие Литинститута (трамвай был зимний, вялый, томительный), - и доехали все-таки! Вспомнил бы, как Эвелина бросила в Ромма металлическим дыроколом, но попала в железный шкаф (а звону-то, звону!), но потом все-таки хлопнула его картонной папкой по голове, на что, к моему изумлению, Миша практически не обиделся. Вспомнил бы разговор на английском - специально приглашенный мной в качестве переводчика Валера Менухин вел беседу со Швейцарией, откуда Мише звонил таинственный Гайгер (нам был слышно только деловое бормотание Валеры, но он потом признался мне, что через три-четыре фразы собеседник на другом конце провода спросил внезапно: "Ду ю спик инглиш?"). Вспомнил бы рассылку альманаха "Индекс" наложенным платежом - Миша с удовольствием и некоторым удивлением получал деньги. И то, как Миша пил чай, а потом съедал заварку чайной ложечкой, и его маленького сына Михал Михалыча 4 (надеюсь, он здравствует и не осуждает отца). И то, как я сдуру "на голубом глазу" приперся к Веронике, чтобы научить ее делать "более продаваемую газету", и то, как она гораздо позже сказала: "Кто бы увез меня за границу навсегда?!" - словно чувствовала будущие трагедии, и Мишину фразу: "О! Столовая закрыта на спецобслуживание... нас!", и карикатуру "Гуманитарный фонд" поздравляет Гуманитарный фонд", придуманную нами совместно в половине двенадцатого ночи на сильном морозе (а может, мороз был умеренный, да только я мерз, как цуцик, но старался не подать виду).

Многое можно еще вспомнить. Но зачем? Надо ли? И какие аспекты жизни хотелось бы вспомнить участникам сообщества? Впрочем - всегда к услугам Вашим. На всякий случай моя эл. почта: avva6@mail.ru. В 1992 году я уехал в Израиль и теперь живу в этой стране. Проиграв в социальном статусе, выиграл в спокойствии и удобстве жизни.

С почтением к сообществу и всем добрым людям
Александр Карабчиевский

Прим.М.Ромма  <назад>

4.) Григория Михайловича. Прим.М.Ромма  <назад>