Стихи 2003-2004 года
Памятник
Кому судьбой назначены свершения,
Что имя сохранят его в веках,
Он, как и все, не убежит от тления,
Он Вечностью оставлен в дураках.
Но он, должно быть, чувствует острее,
Как, в сущности, успех его убог.
Как жалок тот, кто выиграл в лотерею,
А выигрыш использовать не смог.
И если он, при жизни, возвеличен,
Такой не позавидуешь судьбе –
Для всех он, точно камень безразличен.
Несчастный – просто памятник себе.
И не потомки, а родные дети
Упорно не хватают с неба звёзд,
Зато шумят, и надо жить на свете.
А делать что? Вот в том то и вопрос!
Обиженные дети
Кто вырастает из обиженных детей,
Которых с ясель сверстники пинают.
Преследуют и в угол загоняют,
И травят, точно загнанных зверей.
С понятным человеческим азартом,
Стремясь унизить, или дать в под дых,
Не так ли вырастают бонопарты,
И сталины, и гитлеры из них.
Наверное, им впрок идёт наука,
Их с детства выделяют, отделив,
Чтоб не боялись перепачкать руки,
Противников опередив.
Когда же мир царит благоуханный,
И мест вакантных для тиранов нет –
Они идут всего лишь в графоманы,
И копят ненависть до лучших лет.
Педпрактика
Столбенею, наглотавшийся педпрактики,
Перед кошкой в беленьком переднике.
А в глазах ее вращаются галактики.
Так себе вращаются «на средненько».
Но она в меня уперлась взглядом,
Как бы обдавая пониманием,
И красиво прошагала рядом,
Исчерпав на том свое внимание.
Силуэт ее в проеме двери
Вспыхнул ореолом золотистым,
И ушла, изображая зверя,
Указуя вверх хвостом пушистым.
Ужасный Дракон
Ужасные Дракон, что во мне обитает,
По счастью, лишен чешуи и огня,
А были бы зубы, да кто его знает,
Он первым сожрал бы меня.
А так я хожу между вами, как будто,
Похожий на всех, но обидно до слёз:
Приходиться быть начеку поминутно –
То лапу покажет, то высунет нос.
И людям не слышно, как он ежечасно,
Шипит у меня в раскаленном мозгу:
«В них тоже драконы, дурашка несчастный!»
Не верю, но спать не могу.
Закат цивилизации
Увидел я закат цивилизации,
Каким-то чудом, оставаясь жив.
Мир угасал, с изяществом и грацией,
И был он удивительно красив.
Кого-то обвинить хотелось мне,
Но не было бомбежек авиации,
В последней схватке не сходились нации,
Мир умирал, как наркоман во сне.
Последних уток плавное скольжение
Я видел в сельском маленьком пруду,
И всё казалось недоразумением.
Как можно было допустить беду!
И думал я, со странным облегчением,
Что завтра на работу не пойду.
Весенние заморозки. Желтые цветы.
Снега нет, но земля побелела от холода,
И позёмкою стелется острая снежная пыль.
Бедолага Апрель, твое сердце морозом расколото,
Ледяные обрубки в руках – не цветы ль?
Побелевшие веки, навеки закрытые,
Ты уходишь в объятия доброй земли,
И уносишь цветочки, морозом убитые,
Что под солнцем твоим расцвели.
Но тепло возвратится, и оттепель будет,
А лохматые, жёлтые, эти смешные цветы,
Праздник жизни твоей под землей позабудет.
Воскресить их ни в силах никто – даже ты.
Письмо Ефиму Лямпорту
памяти Александра Карамазова
Приснились мне товарища поминки
Всё было и торжественно и чинно,
Столы накрыты, на стенах картинки
На «Герцена», в престижнейшей гостиной,
Здесь в ресторане гости собрались
Те, кто при жизни, даже не ругали,
Поскольку ничего о нём не знали,
Любезно на халяву нажрались.
Собрались те, кто управляет славой,
Выписывают пропуск на Олимп,
И речи их настолько величавы,
Что Антарктиду растопить смогли б.
Здесь был и сам виновник торжества,
Мы с ним тихонько в уголке сидели,
Но угощенья трогать мы не смели,
Так откусили, разик или два.
Тут, чтоб достойно вечер завершить,
С погромом к нам нагрянули фашисты,
Сашатку стали не на шутку бить,
Но было это для проформы чисто.
Кому то в харю дав, глаза открыл,
И вспомнил вечер тот на самом деле:
Как ветер подмосковный злобно выл,
Четыре бабушки под Окуджаву млели
В Малаховке, как в Новых Васюках,
Ведущая мечтала о музее,
Мы с Леною вдвоем, и все в соплях,
Да парочка случайных ротозеев.
17.04.04
Дачная колыбельная
Натопленная печка,
За лес садится солнце.
Сейчас зажжётся свечка,
Затеплится оконце.
Мохнатая скотинка –
Корова и коза –
На печке кошка Зинка
Свернулась егоза.
Пора уснуть мой мальчик,
Слипаются ресницы,
Пускай пушистый зайчик
Во сне тебе приснится.
Пусть волк тебе присниться
Волчище говорящий,
Принцесса и жар-птица,
В густой еловой чаще.
А тени на игрушках,
Качаются и скачут.
Волк серый на опушке
Уставился на дачи.
Лолита
1.
Она проходит в облаке духов,
И ненароком замечаешь вдруг,
Полоску тела в белизне трусов,
Каемкой тонкой, вылезшей из брюк.
Она мой перехватывает взгляд,
И смотрит с понимающей улыбкой,
А я уже и отвернуться рад,
Но это получается не шибко.
На нежной шее светится пушок,
Небрежно голова наклонена.
Создав тебя, порадовался Бог,
И злобно ухмыльнулся Сатана.
2.
Наедине со своими мечтами,
С запоздалым весенним теплом
Извращенец с потерянными глазами,
Извращенец, измученный снами,
И девочка с оголенным пупком.
Вот проходит она в своей легкой одежде,
Как мечты наркотический дым,
Про себя улыбаясь нелепой надежде
И желаньям его молодым.
Она мимо проходит, и не обернётся,
Оставляя у грёзы в плену,
И опять, и опять Сатана засмеётся,
Подарив только похоть ему.
3.
Оглушает березовый дух,
Соловей, что зальётся на ветке,
Вижу нежный, светящий пух,
На коленочках юной нимфетки.
В этом майском цветеньи цветном
Становлюсь я и юным и смелым,
И не помню в томленьи ночном,
Своего постаревшего тела.
Зачарован весенним теплом,
Аромат его жадно вдыхаю.
Ощущаю себя божеством,
И про смертность свою забываю.
Забываю, как солнце слепит,
Там, где мчится Земля голубая,
Где проноситься метеорит,
И опять в нее не попадает.
4.
Зубов всё меньше, волосы всё реже,
Смотреть противно, как обвис живот,
И зеркало всю правду-матку режет,
Врать не желает, сволочь, и не врёт.
Возможно, мне поможет физкультура,
И стоматолог жадный хищно ждёт.
В моих руках моя мускулатура,
Так что ж я ною – старый идиот!
Мне дали жизнь, мне подарили разум,
Глаза, чтобы на всё это смотреть,
Но есть ещё и старческий маразм,
И добрая целительница – смерть.
А где-то там, где ангелы роятся,
Где вечно юны мы моли бы быть,
Идут в контору утром отмечаться,
Чтоб жизнь мою несчастную прожить.
Поэты
Нет у нас ничего, кроме речи,
Кроме слов заплетенных узором,
И ложатся они на плечи
Бесконечным своим позором.
И когда пытаешь вникнуть,
Оправдаться ли, разобраться,
Так легко тут духом поникнуть,
Даже с жизнью легко расстаться.
Подрастеряны наши ценности,
И погашены маяки.
Мы случайно остались в целости,
Недотопленные моряки.
Перетряхиваем отчаянье,
И надеемся каждый раз:
Станет слов опустевших звучание
Вновь наполнено смыслом для нас.
Времена
Вот такие нынче времена,
Человека называют чурка,
Посмотри-ка: целая страна
Превратилась в пьяного придурка.
И привычно, как локальная война,
Сознавать, что мы – везде чужие,
Потому что совесть не нужна
Нашей невменяемой России.
В подсознаньи лозунги звучат.
Чем же мы ответим беспределу.
Спрашивать себя – кто виноват?
И руками разводить – что делать?
И играть конечно же не в нас
Посреди разрушенных дворов –
Будут дети играть в спецназ.
Потому, что не слышат слов.
Тут ведь стоит только начать,
И останешься средь руин.
«Я хочу прокурором стать» –
Скажет мне восьмилетний сын.